В Грузии известного и многими любимого актера Гию Бурджанадзе часто сравнивают с Давидом Строителем - говорят, они похожи. А еще говорят, что именно за схожие с легендарным грузинским царем внешние черты Гию Бурджанадзе ненавидит нынешний правитель страны - Михаил Саакашвили. В интервью GTimes известный актер вспоминает события 26 мая прошлого года, когда президент Грузии устроил своим соотечественникам "Варфоломеевскую ночь".
- Вы тратите огромные силы на борьбу с режимом. Зачем вам это нужно?
- Я ищу справедливости, потому и воюю. Я никогда не был членом никакой партии, и никогда не буду. Никогда не хотел быть депутатом, сидеть в парламенте, и никогда не буду там. Я борюсь против несправедливости - за мои человеческие права, за свободу моего слова и выбора. Политика очень жестоко ворвалась в мою семью, семьи моих друзей, и я не имею права встать в стороне и оттуда смотреть, что будет.
- Вы были одним из участников митинга 26 мая, который для многих закончился трагично. Расскажите, что произошло в ту ночь?
- Мне очень неприятно вспоминать события 26 мая. Власть должна ответить за совершенное. Пусть все узнают, что произошло в Тбилиси в ту ночь. Убили и арестовали несколько десятков человек. До сих пор есть пропавшие без вести. 25 мая в 23:45 к нам пришли сотрудники тбилисского районного управления и сказали, чтобы мы освободили площадь. В это время мы уже были окружены спецназом. Если бы мы даже очень захотели, у нас не было ни малейшего шанса уйти. Это было сделано специально, чтобы жестоко наказать народ.
Читайте также: Разгон оппозиции со скидкой
- Говорили, что полицейские не церемонились с митингующими. Как происходили задержания на самом деле?
- Это происходило самым жестоким образом. Людей повели на смерть. На какую демократию может иметь претензии это правительство? Против людей было использовано все подряд: водомет, слезоточивый газ, резиновые пули, дубинки. Людей окружили озлобленные спецназовцы, и они действовали не одни. С ними были озверевшие, одетые в гражданское мужчины в масках, в нетрезвом виде, либо пьяные, либо под воздействием наркотических препаратов. Через толпу мы пробрались по направлению к кинотеатру "Руставели", но нас и там встретили вооруженные люди. Они избивали людей, ругались и выводили по одному, потом в кинозал забросили баллончик с газом. Я призвал людей оставить здание. Мы вышли, и тут нас ожидала "зондер-команда" силовиков. Тогда мы решили подняться на крышу здания кинотеатра. Отсюда полезли на чердаки. Здесь были воздушные трубы, и сквозь в них хорошо было видно, как шагали спецназовцы по телам валявшихся на земле людей.
Читайте также: Президент Саакашвили, не убивайте прессу!
Они, эти военные, приказали пленным кричать ругательные слова в адрес оппозиционного лидера Нино Бурджанадзе. Но вскоре людей, подобно скоту, запихнули в машины и повезли куда-то. Видимо, сразу же начали очистку и уборку проспекта, поскольку следующим утром на этом месте планировалось проведение военного парада.
- В итоге полицейским удалось вас арестовать?
- Мы уже ожидали, что скоро поднимутся снайперы и расстреляют всех нас на месте. Мы уже разыскали лестницы и собрались спуститься в задний двор кинотеатра. В это время один из наших друзей подошел к спецназовцам и сдался, чтобы те не обратили на нас внимания и мы смогли спуститься безопасно. Но они все равно нас заметили и начали стрелять в воздух с криками «Сдавайтесь!» У нас не оставалось выхода и, подняв руки вверх, мы подчинились.
- Вы - известная личность в Грузии. Узнали ли Вас полицейские?
- Увидев меня, они обрадовались, тут же заковали меня в наручники и спустили в кинозал. В зале и фойе валялись жестоко избитые окровавленные люди. Я еле перешагнул через большие лужи крови. Ко мне подошел один из полицейских моего роста и насмешливо сказал: «Видишь, теперь ты в моих руках. Что хочу, то и сделаю с тобой". В это время ему позвонили по мобильному и проинструктировали, что ему со мной делать. Меня не тронули, посадили вместе с еще десятком человек в микроавтобус и повезли в полицейский участок в Гардабани. Мы были мокрыми до ниток. Я подхватил воспаление легких. До сих пор я не чувствую большой палец левой руки. В таком состоянии были все, на кого были надеты наручники.
- Что вы можете рассказать о том времени, которое провели под арестом?
- После участка в Гардабани нас вернули обратно в Тбилиси, привезли в полицейское управление в Дигоми. С меня сняли наручники. Подняли меня на пятый этаж, где в коридоре были слышны ужасные крики, стоны и ругань, причем из разных комнат. Полицейские держали в руках плоскогубцы, на которых были следы крови. Полы и стены тоже были запачканы кровью, повсюду валялась окровавленная одежда. Полицейские работали в резиновых одноразовых перчатках. По одному выводили из комнат уже "разработанных", избитых людей. Тут же снимали грязные перчатки, надевали новые и заводили в комнату очередную жертву.
В то же утро в камеру, где я сидел, привели четырех молодых парней, 16-17 лет, сильно избитых и еле стоявших на ногах. Один из них был избит особенно жестоко, ни на что не реагировал, был как мертвец. Я ухаживал за ним, как мог. Через некоторое время он смог открыть глаза и еле выговорил: "Дядя Гия! Не узнали? Это же я!" Он оказался моим соседом, которого я недавно встречал, а теперь не смог узнать. Представляете? Этот мальчик по сей день в глубокой депрессии. Закрылся в своей комнате и никуда не ходит. Некоторых людей полицейские бросили в машины, вывезли их далеко за город, на кладбище. И со связанными руками и ногами так и бросили там. Одним из таких оказался регбист Бидзина Гегидзе.
- Ваша история никак не вяжется с заявлениями действующего правительства о том, что в Грузии царит демократия.
- Для этого правительства не существует никаких ценностей. Они расправляются с людьми из-за их политических убеждений. Моего брата уволили с работы только из-за того, что он мой брат, хотя он большой профессионал в своем деле. Моя семья и семьи всех моих друзей живут в терроре. Некоторые из моих друзей даже избегают общения со мной. У меня нет никакой гарантии, что, уйдя отсюда, я вернусь домой живым и увижу членов своей семьи невредимыми. Нет никакой уверенности в работе, здоровье, свободе или в жизни. У политзаключенных есть хотя бы статус, который является защитным механизмом его жизни. Случись с ним что-нибудь, об этом узнает весь мир, а нас могут убить так, что даже следов не останется, и наши близкие не смогут найти наши трупы.
